Moscow-Tokyo Nonstop

Биография Петра Григорьевича Кравца является яркой иллюстрацией того, что в пореформенной России второй половины XIX века для инициативного человека с деловыми способностями многое — если не все — становилось возможным.

Петр Григорьевич можно сказать поднялся из самых низов. В ранних документах он упоминается как фельдфебель в отставке. И по метрическим записям интересно наблюдать как он переходит из статуса “фельдфебеля резервного батальона” в августе 1870 года в “бессрочно-отпускного фельдфебеля” в ноябре, в момент женитьбы. Согласно формулярному списку, образование он получил в Саратовской школе кантонистов. Что такое «фельдфебель» и что такое школа кантонистов? 

Формулярный список о службе Гласного Иркутской Городской Думы Петра Родионовича Кравца

I. Название Городской Думы или собрания уполномоченных (с указанием числа избирателей по последнему  списку)

Иркутская Городская Дума

II. Чин, имя отчество, фамилия, лета от роду, вероисповедование, знаки отличия и получаемое содержание

В Крестовоздвиженской церкви города Иркутска на протяжении 40 лет — с 1880 по 1920 год — регистрировались важные события в жизни моих предков: рождение и крещение детей, венчание, а когда человек умирал дома, то в той же церкви отпевали покойника и регистрировалась смерть.

Ниже я перечисляю в хронологическом порядке основные события семейной истории, зафиксированные в метрических записях Крестовоздвиженской церкви.

Одна из первых записей, которую мне удалось найти, — это рождение Дмитрия Петровича Кравца, чья жизнь началась с невероятного везения, а закончилась настолько трагично, насколько это вообще возможно. Об этом еще будет отдельный рассказ, но судьба его – зеркало эпохи, как бы банально и заезжено это не звучало. Метрическая запись о рождении и крещении датирована двадцатым сентября 1880 года.

Когда летом 1919 года Василий Иванович Сбоев, мой прадед, вернулся из немецкого плена, моей бабушке Кале было 11 лет.

Он бежал из плена, пересек часть Европы, всю Россию, раздираемую гражданской войной с запада на восток. Как он добирался, через что прошел, мы можем только догадываться. Заняло это, видимо, не один месяц. Надо понимать, что в этот момент Сибирь и, в частности Иркутск, были под властью белых. До прихода Красной армии оставался год.

И когда он к радости жены и детей — Кали и старшего, Бориса, — вернулся домой, по воспоминаниям Кали он был одет в гимнастерку, и гимнастерка эта кишмя кишела вшами. Это была старая солдатская гимнастерка, в которой передвигаться по России не привлекая к себе внимания в 1919 было конечно проще, чем в офицерской форме.

Василий вымылся, домашние подстригли его под машинку, он переоделся во все чистое, гражданское.

Когда девочка Каля на следующее утро проснулась и увидела папу в домашнем халате, она спросила : «А где же папина гимнаcтерка?» Дядя Петя — брат мамы пошутил: «А её вошки в Ангару утащили». И Каля поверила, представила себе эту гимнастерку, уползающую вдаль по родной Мастерской улице.

Губернский Иркутск, в котором разворачиваются судьбы предков, является идеальной декорацией для семейных историй. Он не слишком большой, чтобы затеряться в нем как песчинка, и не какой-нибудь захолустный уездный городок из трёх улиц и лужей перед церковью.

И это город  в котором, я предполагаю, все знали всех. То есть было так называемое общество,  может быть, не одно, а два или три,  «высшее», офицерское, чиновничье, купеческое, но в начале 20в границы между ними уже поплыли. По крайней мере среди купеческого сословия, из которого происходят почти все мои Иркутские предки, все знали всех.

Мне важно наглядно представить жизни и истории, а для этого прибить их гвоздями к месту, к локации. С чего начинается такая привязка? Конечно, с церкви, потому что все основные записи и ключевая информация идут из церковных метрических книг.

Когда я начал раскапывать семейную историю, мне и в голову не могло прийти то количество неожиданностей, загадок и тайн, крутых поворотов в простом казалось бы сюжете, даже – скелетов в шкафу, которые мне придётся встретить на моём пути. Казалось бы, обычная семья, иркутские купеческие династии. Губернский город, даже не столица с ее насыщенной событиями жизнью, конец 19 века. Я не пытался углубиться дальше середины 19 века, мне это не интересно. Почему? Да, наверное, не сложно раскопать имена, даты еще на пару поколений вглубь. Через какое-то время все архивы оцифруют, и это станет чисто технической задачей. Если пойти по этому пути, генеалогическое дерево будет выглядеть более впечатляюще, но это — чисто формальная сторона. А меня больше интересуют характеры и судьбы предков, истории их жизни, и их взаимождействие с историческим контекстом. Хочется иметь дело с персонажами, о которых известно что-то кроме трех стандартных дат: рождения, брака и смерти. Которые как-то присутствуют в семейной хронике. Если есть гонзо-журналистика, то это – гонзо-история, способ погружения в историю на примере судеб собственных предков. Оказалось однако, что всё не так просто.

Скелетов у нас до фига и больше, только успевай шкафы открывать.

Утром 5 августа 1896 года в просторном доме иркутского купца Ивана Петровича Второва было необычно тихо. В большой спальне с высокими потолками, среди тяжёлых штор, тёмного дуба и икон в золочёных окладах, лежал 48-летний хозяин дома — купец, лесопромышленник, хлебосол, отец пятерых детей.

Несколько дней назад Иван Петрович вернулся из поездки по отдалённым районам — осматривал заимки, договаривался с подрядчиками-бурятами. На одной из переправ лодка перевернулась, и Иван Петрович с двумя приказчиками оказался в ледяной воде. Все выплыли, но оказалось, что купание в холодной воде Ангары не прошло бесследно.

Семейный доктор Антон Францевич Голконт закончил осмотр и тихо сказал жене больного:
— Скоротечная чахотка. Надежды нет. Боюсь, что осталось дня два, не больше.

Анна Михайловна зарыдала. Когда-то она выходила замуж за Ивана Петровича не по велению сердца, а отдавшись на волю судьбы: вытащила его имя из нескольких сватавшихся к юной сироте претендентов. Русская рулетка. Но билет оказался выигрышным. За годы совместной жизни уважение и благодарность переросли в глубокую, искреннюю любовь.

Пока я ломаю голову над загадкой своего прадедушки, хочется вспомнить ещё нескольких легендарных предков.
В одном из постов я уже упоминал свою пра-прабабушку — Анну Михайловну Второву, урождённую Зимину. Сейчас хочется рассказать о ней подробнее.

Анна Михайловна была третьим ребёнком в третьем браке своего отца Михаила Панфиловича. В этом союзе родилось шестеро детей, а всего от трёх жён у него было пятнадцать (!) детей — и лишь трое из них были мальчиками.

Когда Анне было всего семь лет, умирает её отец. А когда ей исполнилось семнадцать — не стало и матери. Девочка осталась круглой сиротой. Заботу о ней и младших детях взяла на себя одна из сводных сестёр.

О рядовом обывателе конца 19 века в архивах можно найти три записи: свидетельство о рождении – свидетельство о браке – и запись о смерти. Родился – женился – умер. Если повезет, еще найдутся записи о рождении и крещении детей и все это лишь в случае сохранности архивов и успеха в поиске информации. С этой точки зрения Давид Анатольевич Бенкогенов был человеком необычным. От его жизни осталось довольно много документальных следов.

В возрасте 19 лет он засветился в списке учащихся Иркутской семинарии. Есть записи о переводе его во второй класс, а затем в 3 класс. Причем он – один из лучших учеников. В классе из 20–25 человек, он — шестой в списке и переводится “по первому разряду”. Но потом он внезапно пропадает — списки публиковались каждый год, но в списке учеников Иркутской семинарии в 1873 году его уже нет. Причем нет и информации о его отчислении или переводе, он просто пропадает из списка учащихся. По каким причинам — непонятно.

Бенкогенов Давид Анатольевич

Годы жизни: 1853 – 1916
Социальный статус: Общественный деятель, личный почётный гражданин
Профессии и занятия: Гласный Иркутской городской думы, служащий банка, страховой агент

• 1853 г. — Родился. Предположительно из семьи священнослужителей
• 1872 г. (около 19 лет) — Упоминается в списке учащихся Иркутской духовной семинарии. Переведён в 3-й класс с отличием. Училище не заканчивает в связи с поступлением на гражданскую службу
• 22 марта 1873 года поступает на службу в банк Елизаветы Медведниковой
• 1879 г. — Рождение сына Леонида от законной супруги Евдокии Павловны (урождённой Серебренниковой)
• Статус: личный почётный гражданин. Вероятно, получен по происхождению как сын священнослужителя

В справочниках «Весь Иркутск» за 1908 и 1909 годы владельцем дома по 3-й Солдатской, дом 6, указан Андрей Павлович Филин.  А в 1915 году владелицей этого дома указана уже Олимпиада Лаврентьевна Филина.

На первый взгляд всё абсолютно логично: дом, принадлежащий главе семейства — Андрею Павловичу Филину, каким-то образом перешёл к Олимпиаде Лаврентьевне, его жене.
Что случилось с Андреем Павловичем — нам пока неизвестно. Записей о его смерти или о разводе, вообще никаких записей после 1906 года у меня нет. Но надо понимать, что на носу была революция, а после 1917-го, тем более 20-го года, когда власть в Иркутске захватили большевики, церковные, метрические записи вести перестали. Возможно что-то найдется в базе ЗАГС,  ведь не исключено, что Андрей Павлович Филин, рожденный в 1878 году мог прожить долгую, счастливую жизнь и дожить даже до Второй мировой войны.  Этот ровесник  И.В.Сталина вполне мог дожить и до середины 50х годов. Хотя интуиция подсказывает мне, что все было не так безоблачно в его жизни.

Но … неожиданно мне попался на глаза справочник 1901 года, в котором Олимпиада Лаврентьевна Никанорова уже живет на 3-й Солдатской. Причем не просто живет, но и является  единственной на всех Солдатских улицах владелицей телефона. Что такое личный телефон в начале 20 века? Я думаю это символ престижа и успеха. И стоил он недешево, и установить его было непросто. Вспомним первые мобильники “новых русских”. Почему именно у нее?

Ура!!! Мне удалось найти метрическую запись старшего, третьего мальчика на этой фотографии — старшего сына Олимпиады. Оказалось, что он рожден в 1891 году тоже как незаконнорожденный. На фотографии ему 9 лет.

Почему я так рад? И почему эту запись не удалось найти сразу, казалось бы несложная задача?

Действительно архивный сайт Яндекса дает возможность поиска: бери и ищи, вбивай фамилию, диапазон дат, город и получай информацию об интересующем тебя персонаже.

Социальный граф человека 19 столетия можно восстановить из записей о браках и рождении детей. Там упоминаются свидетели (поручители) на свадьбе и крестные родители (воспреемники). Как тогда, так и сейчас это были либо ближайшие родственники, либо хорошие друзья. Пытаясь отгадать загадку фотографии, я обратил внимание на записи о ближайших родственниках Олимпиады Лаврентьевны. По словам моей бабушки она была простой женщиной из крестьянской семьи, городская мещанка, но среди крестных её детей и свидетелей на семейных торжествах фигурируют дворяне, чиновники и богатые купцы. Например, крестным отцом моего деда  Сергея был его тезка Сергей Александрович Борисов, купец 1-ой гильдии, в сегодняшней табели о рангах – это эквивалент списка Forbes.

А крестит Сергея, незаконнорожденного сына простой мещанки протоиерей Григорий Можаров, настоятель храма (который по совпадению был частым гостем другой моей прабабки Анны Михайловны Второвой в их семейном гнезде на Мастерской, д.7). Уже сам по себе этот факт довольно необычен, ведь для рядового прихожанина такую церемонию вполне мог провести и обычный священник.

Я держу в руках старую фотографию. Она прекрасно сохранилась: чёткие лица, хороший контраст, выразительные детали. На снимке мужчина с аккуратно подстриженной бородой  в длинном черном сюртуке и трое детей. Классический студийный портрет начала XX века. Но чем дольше я на него смотрю, тем больше вопросов у меня возникает.

На обороте надпись: “1900 год. Милому, дорогому папе от любящих детей.” Почерк ученический, ровные буквы, написанные по линейке. То что вначале казалось всего лишь одной из множества фотографий семейного архива, после того как я начал копаться в своей родословной подняло множество вопросов и возможно содержит ключ к разгадке большой семейной тайны.

Кто изображен на фото?